Собрание пьес. Книга 1 - Страница 20


К оглавлению

20
И после плакать
И умереть.
Только три часа
Дайте мне, неумолимые
Боги, —
Аид и Персефона.

Персефона. Не о невозвратном говорю, — верни его на землю хотя на краткие сроки, дай ему хотя недолгие радости соединения с милою.

Вопли тоскующей Лаодамии сопровождаются ударами бубна и короткими звонами.

Лаодамия.

(Строфа I)

О Персефона!
Ты знаешь, ты знаешь
Путь невозможный
Из-за Леты.
Ты знаешь, ты помнишь
Золотокудрого бога.
Ты знаешь, ты знаешь,
Чья сила
В тающем воске.

(Антистрофа I)

О Персефона!
Ты помнишь, ты хочешь
Тихой услады
Поцелуя.
Ты знаешь, ты помнишь
Смерть победившего бога.
Ты хочешь, ты хочешь
Веселья,
Сладкого меда.

Аид. Страшным призраком предстанет он живым, — холодом обвеет трепещущие от вожделения груди.

Персефона. Утешающий призрак! Если призраком утешено сердце, все же оно утешено. И холод, веющий от милого пришельца, — холод великого утешения.

Аид. У меня утешен холод, — моя темная область утешительна страдающему сердцу. Низведи к нам Лаодамию, — и утешены будут оба.

Лаодамия.

(Эпод)

Я пришлю тебе чашу
Сладкого меда
С моим Протесилаем.
Я смешаю
Вино и мед
В глубокой чаше
Из воска.
За вино, и за мед, и за восковую чашу
Дай мне, дай мне
Хоть на три часа Протесилая.

Персефона. Красота милого героя и скорбь его о разлуке с милою наполнили мое сердце неизъяснимою жалостью.

Аид. Жалость? Подумай, кого ты жалеешь! Не тень ли, скользнувшую по стене!

Персефона. Тень!

Протесилай. Молю тебя, Аид, отпусти меня.

Подземные боги.

(Строфа II)

Сочетать живую с мертвым
Может только царь Аид.
Только раз придет обратно
Успокоенный к жене.
Он вернется, и живое
Принесет вино,
И утешит, засмеется
Здесь, у Летских вод, Загрей.

(Антистрофа II)

Отпусти Протесилая
К Лаодамии, Аид.
Приведет его обратно
В час назначенный Гермес.
То, что было волей к жизни,
Вечная любовь,
Сочетает жизнь со смертью,
Но твоя победа, царь.

(Эпод)

Жизнь и смерть,
Пронзенные любовью,
Айса взвешивает ныне
И вещает:
«Жизнь и смерть,
Да и нет —
Одно!»

Персефона. Он — только человек. Красотою подобный богу, он — только человек.

Аид. Из мира вечного и святого стремишься ты, Протесилай, в мир преходящего бытия. Ты хочешь вернуть невозвратное, не думая о том, что неустанные Оры умчали земную жизнь к иным достижениям.

Персефона. О Аид, отпусти его!

Аид. Лаодамия, которую ты зовешь своею, обручена другому. Знаешь ли ты это, Протесилай?

Протесилай. От ненавистного ей брака спасти ее — вот зачем она зовет меня свирельным стоном.

Аид. С того дня, когда воцарился я здесь, только дважды покидал я мое царство. За Персефоною — первый раз, и второй раз — к небесному врачевателю. Тягостен земной воздух для ступившего на мой берег Леты. Так, исполню ради молений Персефоны мольбу твою, великодушный герой. Три часа на земле дам тебе, — и знаю, второй раз ты не придешь докучать мне безумными жалобами. Гермес, три часа дарованы Протесилаю и Лаодамии. Поспеши.

Опять смыкаются тройные стены мрака. Слышен гулкий плеск Леты. Затихает. Проясняются слегка очертания царского чертога. В темный сад тихо входят Протесилай и Гермес.

Гермес. Дверь не замкнута, — но тебе не переступить порога, если не впустит тебя Лаодамия. Стучись. Проси приюта.

Гермес отошел и скрылся. Протесилай стучится в дверь. Из-за двери слышен взывающий вопль Лаодамии.

Лаодамия. Кто-то стучится. Страшно мне. Как темно! Все ушли. Я одна у ног моего Протесилая. Кто-то стучится в мою дверь. Холодные повосковели ноги, и моим губам их не согреть.

Протесилай. Лаодамия, впусти меня.

Лаодамия. Чей-то голос зовет меня. Чей голос? Или, приколдованный чарами воска, вернулся он? Боюсь верить. Чье же это чародейство, пагубное и злое, из ночной тьмы воздвигающее зовущий вопль?

Протесилай. Лаодамия!

Лаодамия. Обманчивый призрак, уйди, не пугай меня! Мой милый, Протесилай мой, со мною. Из воска я воздвигла его, в него перелила я душу мою, душу мою сочетала я с душою Протесилая. Ночной, неведомый, сокройся! Стал воском возлюбленный мой.

Протесилай. О Лаодамия, это я! Ночной пришелец — я. Взывавшему за оградой в ночи, кто бы он ни был, надлежит открыть дверь. Ночью к тебе прихожу я. Я — Протесилай, мне ли не откроет дверей Лаодамия! О Лаодамия, это — я!

Лаодамия. Он, мой милый, здесь, — он был в моих объятиях. А ты, пришелец…

Протесилай. Встань, Лаодамия, открой свою дверь, впусти меня скорее! Мал срок, данный мне, — впусти меня скорее! Взывающего за оградою, в холоде ночи, под ворожащею луною, впусти меня скорее!

Лаодамия. Милый мой со мною, — со мною мой милый, мой неизменный, мой.

Протесилай. Ласки расточаешь ты моему восковому идолу, моему идолу повторяешь ты страстные и нежные слова. Так много любви и вожделения вложено в этот воск, что не мог я и во владениях Аида не почувствовать твоих ласк, твоего нежного и сладкого зова. Широкие ворота Аидова дома разверзлись для меня, — пламенная сила твоих заклятий победила ад. Отвори мне, Лаодамия, — я — твой Протесилай. О Лаодамия, это — я! Открой, открой мне дверь, не сокращай сладких минут любви! Только три часа даровал нам Аид.

20